Захар Прилепин: «Что мы знаем о Разине? Какой-то бандит утопил персиянку»

«Д'Артаньян и Разин - практически ровесники»

Прилепин как всегда очень тепло поздоровался с читателями и практически сразу сообщил об интересных совпадениях, связанных с "Тумой".

- Одна журналистка вдруг спросила, помню ли я, когда казнили Разина. То, что это случилось 6 июня, я знаю лет примерно с 12-ти. И тогда я понял, как все подгадал. Сейчас мы находимся с вами на лобном месте, где, собственно, практически в этот день примерно 355 лет назад казнили Степана Тимофеевича Разина. Поэтому, Степан Тимофеевич, если вы нас слышите, мы про вас помним. Странная магия цифр, в которую я обычно не верю, в этот раз сложилась в необычайную для меня картину. Два года назад 6 мая меня взорвали. А 7 июля мне исполнится 50 лет. Так что я нахожусь в средоточии разнообразных чисел - шестерки, семерки, и еще к тому же на лобном месте.

Захар рассказал, что означает название его новой книги.

- "Тума", причём ударение можно ставить на оба слога. Я думаю, что в XVII веке оно было плавающее. Сейчас казаки говорят тума – на последний слог. Была даже пословица «У тумы предательские думы». Тума - это метис. Казак, рождённый от турчанки, персиянки. Метис, рождённый казаком от привезённой полонянки. Второе значение этого слова – предатель. Разин был тума. Он был сыном пришедшего из-под Воронежа казака от крымской девушки османского происхождения. Именно поэтому книга так и называется. За этим, как вы понимаете, стоят большие метафорические смыслы. Раз уж про это зашла речь, надо обратить внимание, что в XVII веке привычка казаков брать в жены девушек других этносов была распространена, но при Петре она уже сходила на нет. По роману "Тихий Дон" понятно, что, когда прадед Гришки Мелехова привез в станицу турчанку, станица ее не приняла, потому что это было непринято. Это все закончилось в XVII веке. В то время уже есть свидетельства, что казаки перестали жениться на турчанках и персиянках и стали брать в жены малороссок. Малороссок они много забирали из плена, потому что нагайские и крымские орды без конца таскали малоросское население в плен и казаки шли отнимать их. Что-то такое произошло, что вышли из моды девчонки турчанские и персиянские.

По словам Захара, книга "Тума" рассказывает про XVII век, историю казачества и про все сопутствующие события.

- Почему XVII век? Казалось бы, крайне далекая от нас история - 350 лет прошло. Вот как мы в России смотрим на четырех мушкетеров Дюма? Всем нам эта история кажется, по сути, близкой, психологически понятной, наделенной тем юмором, который нас смешит, наделенной героикой, которая нас восхищает. Это тоже XVII век, а д'Артаньян и Степан Разин - практически ровесники. То же самое можно сказать о книгах Стивенсона и вообще о пиратской истории. Флинт, капитан Морган, пираты Карибского моря, «Остров сокровищ». Через эти книги, экранизации этот пласт истории тоже близок нам необычайно. Ну что Флинт? Флинт - это просто буквально позавчера.

Писатель замечает, что при этом и Флинт, и Морган, и д'Артаньян, и Разин – «это все люди одной эпохи, люди-современники».

- Но когда людям говоришь про д'Артаньяна, Моргана, Флинта - все понятно, а вот про Разина и Аввакума - сразу какой-то затык. Потому что Разин и Аввакум почему-то от нас ужасно далеко, это какая-то древность, в которой происходило вообще что-то не очень понятное. Что мы знаем о Разине? Какой-то бандит утопил персиянку - в основном на этом заканчивается вся история знания о том времени. И приходится каким-то образом объясняться. Вот для этого я написал огромную большую книгу.

По словам автора, у него «впервые за 11 лет вышла большая проза».

- Для затравки скажу, что бандит - это не просто самое простое, но, по сути, неверное определение для Разина. Конечно же, историю нашего казачества XVII века мы не представляем себе во всей полноте. Ее по дням, по годам, детально никто не описал. Мы худо-бедно разбираемся в истории смуты начала XVII века - Лжедмитрий, Мнишек, Минин, Пожарский. А потом раз - и куда-то проваливается эта история, и потом мы уже выныриваем спустя практически около века, в петровские времена. Петр, Софья - там уже тоже более-менее все понятно. Я не скажу, что для всех так. Конечно же, есть люди, которые ориентируются в этом, есть историки, которые разбираются. Я говорю о массовом, попсовом восприятии.

«Казаки выполняли в том числе и функцию ЧВК»

Прилепин замечает, что, вопреки расхожим представлениям, казаки в основном были не конные.  

- Коней у них было мало, крепились они на небольших донских островках, не контролировали степь целиком, дикое поле так называемое, как нынче казаки любят рассказывать, что казачество издавна на Дону и всем заправляло. В XVII веке было, конечно же, не так. Они еле-еле удерживали это дикое поле, потому что казачество было максимум 20 тысяч человек. Граничили с ногайскими ордами, с крымским ханством, черкесами и османами. Там были огромные, 100-200-тысячные войска, орды, и вот эта горстка казаков на островках не давала себя сбить. И они, конечно же, были, по большей части, такие же, как Флинт и Морган, морские пираты. Средиземное, Азовское, Каспийское, Чёрное моря казаки держали в страхе. Совершили аномальное количество бесподобных, невероятных походов морских, практически у нас не описанных, не экранизированных, не введённых в оборот научного и массового представления об этом. И мне, конечно, хотелось сократить расстояние между нашими днями, событиями и серединой XVII века, когда были заложены многие вещи, влияние которых за четыре почти сотни лет не истощилось.

По словам писателя, «речь, во-первых, конечно же, идёт о том самом пресловутом воссоединении Украины с Россией».

- Тогда это называлось чуть иначе. На левобережье Дона в 1648 году началось очередное крупное восстание малороссов, запорожских казаков, простонародья против, так сказать, европейского выбора Речи Посполитой, против унианства. Оно длилось шесть лет, примерно так же, как у нас началось на Донбассе в 2014-м году. И все шесть лет запорожцы, малороссы обращались к московскому государю. "Государь, пожалуйста, милый батюшка, возьми нас под свою руку". А государь раздумывал. У государя была ровно та же самая ситуация, что и у нас. У нас прошло примерно 33 года после смуты 1991 года, после обрушения государства, обвала территории, после ряда гражданских войн. И там, на самом деле, прошло тоже ровно 33 года, плюс-минус, после смуты. И, естественно, государственность московская и российская еще не набрала столько сил, мышц, чтобы взять и претендовать на Украину.

Прилепин замечает, что «вот в этот раз мы думали восемь лет, тогда думали шесть лет».

- Наконец, Алексей Михайлович решается: будем брать запорожцев под руку государеву. И начинается эта вся история - вводят войска. Точно так же вводят - красиво, мощно. В стране огромный подъем духа, Русь восстанавливается. И начинается все, как и у нас в 2022 году, очень бодро. Доходим аж до Львова. Стремительно покоряем все свои потерянные когда-то земли малороссийские. А потом еще ввязываемся в конфликт со шведами. И вдруг эта история начинает откручиваться в обратную сторону. Мы начинаем проигрывать, проигрывать, проигрывать. Понимаем, что сил уже не хватает, не хватает экономики у страны. И откатываемся обратно на левобережье, начинаем предлагать мир. И еле-еле, спустя 12 лет мы заключаем Андрусовское перемирие.

Захар отмечает, что у него часто спрашивают, сколько будет длиться СВО.

- Я говорю: не знаю, сколько сейчас будет длиться, а в прошлый раз длилось 12 лет. Вы спросите, при чем тут Степан Разин. История простая, потому что донское казачество на всех этапах и в начале восстания запорожцев примкнуло к войскам Богдана Хмельницкого. И в разгар, когда Москва вводила войска, они тоже в этом участвовали. Не так давно, года три назад, обнаружились документы по Разину. Он был сначала десятником, потом сотником и участвовал в русско-польской войне того времени. Позднее он был профессиональным дипломатом. По воспоминаниям иностранцев-современников, которые с ним общались, он владел шестью или восьмью языками, спокойно на них разговаривал.

Писатель считает, что для того времени это «не является сверхнеординарным».

- Потому что, конечно же, это мы сегодня думаем, что мы вовлечены в весь мировой контекст, мы все обо всем знаем, а там жили какие-то московиты во тьме XVII века, во тьме позднего Средневековья, которые едва ли знали, что мир находится где-то за пределами Руси. Это все не так, конечно же. Особенно это не так для казачества, которое, я еще раз повторяю, все моря объездило, постоянно торговало, воевало, вело дипломатические отношения с ногайцами, с поляками, с калмыками, с персами, с кем угодно. То есть любой практически казак, показаковавший несколько лет, уже худо-бедно мог объясниться на 5-10 языках, какие-то слова знал. Разин знал профессионально, потому что вел переговоры. О переговорах, которые он вел, докладывали государю. Кроме того, он был полевым командиром. Условно это можно сравнить с нашими сегодняшними ЧВК. То есть казаки выполняли в том числе и эту функцию, и, конечно, отряды их, как мы знаем из истории, колесили по самым разным сторонам и сражались с противниками.

«То ли Высоцкий что-то не понимал, то ли мы что-то не понимаем»

Прилепин рассказывает, что «эта история начиналась вполне ярко, легально, героически, патриотически, духоподъемно, и потом что-то такое происходит, и вдруг случается кромешное, жуткое восстание».

- Восстание такой мощи, такой силы и размаха, что, во-первых, о нём писали уже во второй половине XVII века во всех европейских СМИ. Тогда уже были газеты. И даже первую диссертацию по разинскому восстанию защитили тогда же, в XVII веке. Такую волну и такой интерес это вызвало. И мы, конечно, не можем не вспомнить о глобальном расколе внутри русской церкви вследствие реформ патриарха Никона. Не будем на него вешать всех собак, понятно, что им владели идеи экспансии, он хотел через православие, христианство объединять все славянские народы. Для этого ему нужно было унифицировать каноны обрядовые и свести их к одному знаменателю. И поэтому, когда мы соединились с частью Украины, забрали левобережье, оттуда хлынули священнослужители малоросские, которые были зачастую, как правило, более образованные, чем наши, и вот они стали так или иначе устанавливать здесь европейский христианский канон. Что вызвало, конечно же, в нашей консервативной славянской среде определенные сначала удивления, а потом ярчайшие противодействия, которые сфокусированы в фигуре протопопа Аввакума, но далеко не только в нем.

По словам писателя, «это тоже, безусловно, имело отношение к тому огромному восстанию, которое началось на Дону».

- А потом раскинулось на огромных территориях с половину Европы, в том числе дошло до Соловецкого монастыря, где было огромное Соловецкое восстание. Между прочим, в этот Соловецкий монастырь Степан Разин дважды ходил в паломничество богомольником, у него были серьезные и глубокие отношения с православием. Весь этот огромный клубок накручивается, и в конце концов поэты крестьянского направления, в том числе и Клюев, и Есенин, говорили, что, конечно же, история революции, особенно революции октября 1917 года получила первое семя, первый росток в связи с расколом.

Историк Александр Пыжиков очень глубоко занимался этой темой и обнаружил у огромного количества большевистских лидеров старообрядческие корни.

- Они, кстати, есть и у большинства поэтов крестьянского направления. Большинство поэтов есенинского круга были из семей старообрядцев. И они первые поддержали революцию. Контекст, который нам сегодня до конца не понятен, тогда был всем понятен. Что-то такое они испытывали, какую-то кромешную обиду к романовской династии, претензии к немцам разнообразным, к западникам, к романцам. Трехсотлетние претензии они испытывали, которые были, как им казалось, разрешены. Это очень важная, глубокая, сложная тема, в которой надо спокойно, не догматически разбираться.

По мнению писателя, «кто считает, что революция была неизбежным событием, тот так и будет считать».

- Кто считает, что это было событие волюнтаристское, навязанное стране, того тоже не переубедишь. Я другое для себя давно сформулировал. Когда люди говорят, что народы, государства должны развиваться эволюционно, а не революционно, это, конечно же, чистой воды демагогия. Потому что вся история человечества состоит из бесконечных, непрестанных революций, настоящих тектонических сдвигов. Религиозные революции - страшнейшие революции. Национальные революции - страшнейшие революции. Социальные революции - страшнейшие революции. Вся история, вся эта пресловутая революция состоит из колониального, огромного, непрестанного движения, которое тоже приводило к революционным изменениям. Поэтому всё что угодно можно говорить: что большевики плохие, а Романовы хорошие.

Прилепин готов «согласиться и с тем, и с другим, и с пятым, и с десятым».

- Я просто не согласен с тем, что надо пользоваться вульгарно этим словом - эволюция. Все такие посадили на грядочку капустку, морковку, всё растёт, расцвело и как бы всё хорошо. Этого нет в истории человечества. Можно сколько угодно бегать вокруг этого слова - «эволюция», но этого нет. Господь Бог не предоставил нам такой возможности. Может быть, это было бы прекрасно - эволюционно развиваться. Советский Союз вполне мог бы эволюционно дальше развиваться. Были для этого, судя по нынешнему Китаю, известные основания. Промышленность худо-бедно росла, культура развивалась, нация достаточно образованная была.

По мнению писателя, «почему-то, что тут скрывать, серьёзная часть советских граждан в 1970-е годы начала впадать в какую-то невыносимую хандру».

- В 1980-е годы у них тоска какая-то просто сердце мучила. Кайдановский, Олег Даль, Владимир Высоцкий и так далее. Хорошие или очень хорошие, приятные нам или неприятные - не важно. Что же они так мучились? Что же они так страдали? Почему Высоцкий писал «Мы тоже дети страшных лет России. Безвременье вливало водку в нас». Мы же все любим Высоцкого, верим ему. А почему безвременье-то? Посмотришь, сколько классических фильмов сняли в каком-нибудь 1975-м году. Мы столько не сняли за 30 лет. А сколько одновременно в нашем "Современнике" публиковались - Белов, Распутин и ещё пять каких-нибудь блистательных поэтов. Всё очень насыщенно. И каждый год строился новый город в Сибири. Но при этом "безвременье вливало водку в нас". То ли Высоцкий что-то не понимал, то ли мы что-то не понимаем. Но тем не менее никто не будет отрицать этот муторный комок в сердце, что что-то не устраивало людей. И вот начали русские люди шевелить плечами и серьёзно разломали нашу империю в связи с этим неудовольствием. Вот эти вещи непостижимы зачастую. Хотя всё могло бы развиваться дальше эволюционно.

«Почему русские 350 лет поют песни про бандита?»

Прилепин замечает, что его просят объяснить интерес к Разину, который он пытается раскачать своими работами.

- Знаете, ребята, есть такая песня «Ой, то не вечер», которая с минимальными изменениями существует 350 лет. Она сочинена в конце XVII века. Другое ее название - «Сон Стеньки Разина». Я думаю, что это, может быть, одна из старейших, а может быть, самая старая песня, которая остается в обиходе современном, поется за любым столом и на концертах. Да, ее мелодия несколько раз видоизменялась, но суть ее, текст, посыл не изменен 350 лет. При том, что это не единственная песня, посвященная Разину. В свое время Александр Сергеевич Пушкин начал заниматься фольклором, и он первый и, видимо, с удивлением осознал и написал в письме своему брату, что Разин – главное и единственное поэтическое лицо России. Потому что, общаясь с селянами, крестьянами, со своей няней, Пушкин узнал, какое обескураживающее количество песен о Разине существует в русском народе во всех сторонах нашей страны. На севере, в Оренбурге, где угодно. На Украине существует самые разные варианты даже не десятков, а сотен песен, посвященных Разину.

По информации Прилепина, «их больше, чем о любом другом историческом лице России».

- Больше, чем о Пугачеве, о Петре Первом, о Екатерине, о Булавине, о Ермаке, о любом князе. То есть, это требует какого-то объяснения. Бандит утопил княжну. А русские люди, они что, невменяемые что ли? Они что, какие-то кретины? Почему они 350 лет поют песни про бандита? Значит, тут что-то не так. Я недавно читал одного современного историка. Он говорит, что харизма Разина была столь огромна, убедительна и ярка, что ему даже не нужно было выступать по правилам того времени под именем какого-то самозванца. Он просто шел как Разин и, судя по всему, имел какие-то невероятные на то личностные характерные качества, которые позволяли ему делать то, что он делал. Это тоже важная тема, о которой стоит задуматься.

Прилепин замечает, что Пушкин говорил про пугачевский бунт – «бессмысленный и беспощадный».

- Пушкин, конечно же, ужаснулся колоссальному кровопролитию, которое несет любой бунт. Причем и сам по себе бунт, и его подавление. Здесь надо понимать, что Пушкин принадлежал к аристократии, был дворянином. При всем интересе к этому колоброжению народному он не мог это принять в полной мере. Есть удивительный факт, наблюдение. Не мое, кстати, а цветаевское. Пушкин пишет историю пугаческого бунта и документирует раз за разом пугачевские казни. Ужасные, чудовищные казни. Он заканчивает историю пугачевского бунта, и Цветаева пишет, что Пушкин понимает, что он что-то очень важное упустил. Если все описывать просто как кипу уголовных дел, убийств и насилий, смысл всего этого исчезает. А что за этим стояло?

По словам Прилепина, «в конце концов казнила-то и та, и другая сторона, не жалеючи никого».

- И Пушкин пишет "Капитанскую дочку". Начинает заново эту историю, и в этом произведении уже совершенно другая нота звучит. Не то чтобы "Капитанская дочка" оправдывает Пугачева или отменяет казни. Но от "Капитанской дочки" совершенно другое ощущение, потому что гений Пушкина не позволил ему увидеть в этом исключительно голый бандитизм, потому что в этом было что-то другое. Что-то жуткое накипело в народе, что он не смог это далее переносить. Я это воспринимаю как завещание. Я не являюсь адвокатом ни бунтовщиков, ни их противников. Я хочу погрузиться и все это увидеть предельно честными глазами.

«Шукшин болел фигурой Разина всю жизнь»

Прилепин рассказал, что «после Пушкина уже в XIX веке появилось несколько авторских песен на народные мелодии, но сочиненные поэтами».

- Допустим, песня Садовникова «Из-за острова на стрежень», «Мимо сада городского ходит Стенька», песня на стихе Навроцкого «Есть на Волге утес». И та же песня «Живет моя отрада» – это все песни разинского цикла, песни, посвященные Разину. То есть, по сути, главные хиты XIX века, а прошло уже, на минуточку, 200 с лишним лет после разинского восстания, главные хиты опять о нем. Почему-то вся страна, народ поет теперь уже авторские песни, посвященные Разину. Кстати, у Ленина любимая песня была «Есть на Волге утес», соответственно, посвященная Степану Разину. Любопытная тема. Потом происходит революция, и здесь вообще начинается реванш, возвращение этой фигуры, которую анафемствовали, которая была под цензурой, которую, по большому счету, не имели права популяризировать. В мае был день рождения Митрофана Грекова, замечательного художника, который известен как автор "Тачанки". Он вообще-то до революции был уже настоящей звездой, большим художником. В 1911 году Греков берется за портрет Разина и ему говорят: «Не надо, не занимайся этим, ты не сможешь это выставить, тебя не пустят далеко с этой работы». И остался только этюд.

Но после 1918 года, по словам писателя, портреты Разина пишут и Кустодиев, и Петров-Водкин.  

- Крупнейшие наши художники и поэты описывают Разина. Так или иначе все к нему обращаются, все крупные литераторы. Тоже важная история, почему это случилось, что такое в нем тогда рассмотрели. И отдельная история – это, конечно, Василий Шукшин, который болел фигурой Разина всю жизнь, она просто его не отпускала. Он как-то прочувствовал через времена, через эпохи, что где-то в Разине, в этой истории таится разгадка русского национального характера. Вы знаете, наверное, и без меня эту историю, как он мечтал об этом фильме, как не хотел даже сниматься в «Они сражались за Родину», чтобы успеть приступить к фильму. Кинороман «Я пришел дать вам волю» он уже написал и надорвал свое сердце, не успел сделать это кино, но он неоднократно к этому возвращается, говорит о том, что Разин и Петр Первый – это два человека, которые создали Россию в нынешнем ее состоянии, в которых что-то такое заключено, в чем мы должны разобраться.

По мнению Захара, «любой этнос, любой народ живет, так или иначе опираясь на два этих полюса».

- С одной стороны - великие государственники, такие как Грозный, Петр, Сталин, а с другой стороны - великие бунтари, на которых, конечно же, ориентируется любой народ. Все знают про Спартака, про Че Гевару и про иных персонажей, но такие есть, я уверяю вас, и в Китае, и в Индии, и в малых народах, и в Африке. Свои варианты Че Гевары, Робин Гуда существуют везде, потому что в любом выжившем народе есть всегда эта больная жилка, которая требует справедливости. И она фокусируется на каком-то человеке, который обеспечивает справедливость и дает надежду на справедливость. Я радикально это формулирую, говорю, что вся Россия не может строиться вокруг фигуры жандарма. Это неправильно, это что-то очень важное упускает из нашего национального характера. Я сам омоновец, жандарм в конце концов и прекрасно к ним отношусь. Но еще надо понимать, с какой скоростью у нас некоторые персонажи из жандармов условных обращаются в бунтарей, а потом обратно.

«Это самое сложное - найти для исторической вещи интонацию»

Прилепин считает, что «Дзержинский - это между прочим профессиональный революционер сначала, а потом небывалый государственник».

- Мы все помним недавний поход человека, который взял и из государственника обратился в необычайного смутьяна. Важно понять эти механизмы, как это происходит, из-за чего, почему. Я болел этой темой очень давно - 35 лет в этом году исполнится. Но только после всей этой донбасской истории, после 11 лет, так или иначе, связанных в моей жизни с Донбассом, после того, как я жил-служил с Сашей Захарченко, с Арсеном Моторолой и с Вохой (Владимир Жога). И в какой-то момент, я помню, мы сидели с Захарченко, и что-то он очередное отчебучил в своем стиле, у него был такой природный характер, неудержимый.

По словам автора, его вдруг кольнуло: «я еще не знал, но догадался, как мне писать историю казачества, историю Разина, как вообще мне Разина понять».

- Потому что что-то такое там на Донбассе было, особенно в первые годы, что как бы очеловечило для меня эту историю, сделало для меня ее совсем близкой и очень рельефной. Я много раз рассказывал, как в 2014-ом году, когда я пересек "ленточку", заехал на территорию Донбасса, я вышел и тут же для себя понял, что очутился внутри "Тихого Дона", романа «Я пришел дать вам волю», внутри всей этой фактуры, которая, как я для себя понял, неизменна. Нам очень часто кажется, но это ложное представление, что мы меняемся, что есть прогресс, что мы какие-то другие, что раньше жили люди, не слишком понимающие те вещи, которые мы якобы сейчас понимаем.

Прилепин заверяет, что его опыт жизненный говорит о том, что это не так.

- Конечно же, представления об эстетике, о красоте, о любви, о подвиге, об Отечестве, о Боге, об очень многих вещах, они по сути в нас остаются неизменными, и за счет этой неизменности мы и сохраняем наше отечество. Мы его держим в руках и пока еще удерживаем, ровно потому что "Слово о полку Игореве" и "Севастопольские рассказы", и "В окопах Сталинграда", и "Слово о погибели земли русской" написано о таких же людях, как мы, как наши бойцы сегодня на Донбассе. Там все то же самое.

Захар признается, что ему «особенно в этом смысле помогло знание и чтение средневековой литературы».

- Когда учился на филфаке, меня заставили всю ее прочитать, изучить церковнославянский язык. Для меня это не ступень, на которую мне надо подняться, я в этом более-менее ориентируюсь. Я, конечно же, когда начал работать над этим романом, более всего искал интонацию. Это самое сложное - найти для исторической вещи интонацию, чтобы она, с одной стороны, не читалась как современный роман, что, конечно же, глупо. Сейчас много таких пишут романов, исторических якобы, где князья, казаки, бояре говорят на современном языке. Просто сразу выбрасываешь эту книжку. А с другой стороны, есть романы нарочито архаичные, там никто не может в простоте молвить слово, там все разговаривают, как будто они деревянные буратины и говорят всякие пафосные глупости. Это тоже чушь собачья, потому что в XVII веке были нормальные люди, которые влюблялись, шутили, разыгрывали друг друга. Они хотели жить, хотели, чтобы жены им были верны, хотели нравиться и воспитывали детей. У них видовой набор был тот же самый, что и у нас.

По словам писателя, «чтобы войти в ритм своего текста, я сначала пробовал один, другой, третий, пятый роман, поэзию какую-то читал».

- И понял, что все не то и только мне мешает. Я просто начал читать скоморошины какие-то, сказы, прозу XVII века. И вдруг понял: вот оно. Когда все легко ложится на слух, когда ты легко в этом ориентируешься, ты понимаешь, что никакой грани там нет, что все очень близко. Тем более светлые тени моих товарищей, погибших друзей-ополченцев были рядом со мной и помогали разглядеть невероятную стать, пренебрежение к смерти, чувство товарищества. И ощущение, которое, в сущности, живым людям не должно быть свойственно, потому что живые люди хотят жить, не хотят получать кровавые раны, не хотят расставаться с жизнью, не хотят рисковать собой. Ничего этого нормальному человеку не надо, как мы еще в 2014-м году сформулируем, что нормальные люди на войну не идут. Эти вещи, конечно же, мне через донбасскую историю были особенно понятны и близки. Вот такая экспозиция.

«Те, кто движется вперед, идут к неизбежному апокалипсису»

Прилепин рассказал, почему история циклична.

- На этот вопрос дал ответ замечательный филолог Дмитрий Лихачев, сидевший, кстати, в Соловецком лагере в свое время. Он блистательно знал древнерусскую литературу, изучал ее, комментировал. И однажды заметил, что синонимическое понятие прогресса в европейской литературе IX-XII века уже существовало. Там был прогресс и было представление о том, что человечество движется вперед и должно по пути как-то улучшаться. Идти, идти все дальше и дальше куда-то в светлое человеческое будущее. А в древнерусской литературе понятия прогресса не было, оно отсутствовало как таковое. Какое же там было понятие? Там было понятие, как-то подменявшее прогресс, которое сформулировано "быть как передние князи". То есть не идти куда-то вперед, а воспроизводить манеру, линию поведения, которую когда-то выказали, проявили создатели Руси. Рюрик, Святослав, Владимир Креститель - быть как передние князи. Если мы как передние князи, значит, мы можем сохранить пространство великого русского отечества.

По мнению писателя, поэтому «древнерусская литература не имела авторов, она не авторская».

- Она, по сути, описывала всегда один и тот же текст, переписывая его друг за другом по кругу. Каждый летописец в монастыре берет и пишет все то же самое, что уже и было, но на этот круг, как на венок, накручивает какие-то новые события, новые цветы. То святой какой-то родился, потом умер, тут князь какой-то, тут была битва, тут была поруха, поражение. И вот этот венок вился и вился, и Лихачёв пришел к этому удивительному выводу, что на Западе история движется вперед, а у нас она никуда не движется, мы ходим по кругу. Я, кстати, сейчас рассказал, как мы сегодня воспроизводим XVII век. И когда меня спрашивают, хорошо это или плохо, я говорю, что, конечно, хорошо. Потому что те, кто движется вперед, идут к апокалипсису неизбежному, а мы туда не идем.

Прилепин считает, что «мы ходим по кругу и нам это не грозит».

- Это успокаивает. Так что, когда наши уехавшие иноагенты говорят, что в XXI веке никто не воюет, они не знают элементарных вещей. Конечно же, на всех континентах идут войны, сейчас примерно около 30 войн. Они идут всегда, сейчас людей, к несчастью, погибает и убивают гораздо больше, чем в Средневековье. Когда произносят глупости, что в XXI веке никто не воюет, это значит, что люди не знают современный контекст. Но кроме того, сразу видно, что они прогрессисты и убеждены, что они ушли куда-то очень далеко от древнего XX, XIX, XVII, X века, что они люди будущего. Что, конечно же, полная ерунда. Конечно же, никакие они не люди будущего, и мы с вами не люди будущего.

По мнению писателя, «надо немножко с себя эту спесь посбивать».

- Я периодически, когда выступаю перед школьниками и студентами, начинаю им объяснять, что всем только кажется, что мы обладаем какой-то необычайной информацией, которой люди 100-500 лет назад не обладали. Любой человек из моего романа, если его поместить в степь, он там не погибнет и не утонет. Он найдет себе пищу, сможет ее приготовить, сможет спрятаться, переночевать в любую погоду и так далее. Он может обходиться со скотиной, запрячь лошадь, вылечить лошадь, вылечить себя, найти нужную травку. Он знает сотни трав, тысячи применений вещам, которые мы не знаем, которые мы потеряли навсегда. Более того, конечно же, любая мама того времени знает не одну колыбельную "Спят усталые игрушки", она может каждый день петь новую колыбельную. Она знает 300 колыбельных.

Захар рассказывает, что «люди знали 100-300 разнообразных текстов, причетов на любое событие».

- Свадьбы, похороны, обряды любые, уход на войну, возвращение с войны и так далее. Весь год буквально насыщен колоссальной мифологией, заключенной в слове, в присказке, в песне. Любой человек того времени был огромной книгой. Самые разные, долгие, короткие песни, частушки любой человек знал и хранил. Я говорю ребятам: придите на нынешнюю свадьбу, что вы сможете хором спеть? Насколько вас хватит без телефона, чтобы вы могли, кроме Шамана и Стаса Михайлова, что-нибудь еще воспроизвести? А в XVII веке люди не ерунду какую-то пели, а отстоявшиеся веками тексты. Какой уровень эстетики, нынешними словами говоря, поддерживался в человеке, если он являлся носителем огромной части национальной культуры? Если он не являлся ее носителем, значит, это был чужак. И вот на свадьбе, на похоронах, где угодно, сразу бы выяснилось, что он не знает слов песни. Он не знает, о чем мы все поем. Значит, он откуда-то прибыл, с какого-то места, где живут чужие люди. Вот какая важная, интересная штука.

«Прилепины видят Разина, а он видит Прилепиных»

Прилепин объясняет, что заинтересовались казачеством потому, что «нам надо приблизить по возможности людей того времени, чтобы чуть снисходительнее к себе относиться, а не к ним».

- Если посмотреть, прямо расписать по месяцам историю казачества с 1625 по 1655 год, это просто ад кромешный. Казаки не переставали воевать круглый год. У них поход, осада, блокада, опять поход. Их сбили, сожгли, но они вернулись, дошли до Константинополя, вернулись обратно. Эта насыщенность невероятная событиями даже не подается нынешнему нашему разумению. В таком времени мы даже не живем. И мне хочется приблизить это для русского человека, чтобы не только д'Артаньян, Морган и Флинт, а наши, свои были близки. Дело в том, что мы с вами их прямые наследники. XVII век - это было совсем недавно. Кровь этих людей в наших жилах. Это не какие-то там люди, которые были где-то и куда-то потом растворились. Нет, это мы из них рождены.

Захар уверен, что «в ближайшее время наука изучения нашей генеалогии, наших корней шагнет вперед».

- Я с удивлением выяснил, что у нас десятки тысяч текстов, в том числе церковных книг, записей церковных просто не исследованы. Мы начали заниматься моей генеалогией, люди-специалисты дотянули по трём линиям до XVII века и нашли Прилепиных, которые ходили вместе с казаками на Крым. Двое Прилепиных идут на Крым, то есть они видят Степана Разина, а он видит Прилепиных. Это не какие-то другие люди, это мои люди. Такой вот для меня щелчок случился. Я думаю, надо же, кажется, что это какая-то там даль. А считаешь - и это семь-восемь поколений назад. Открутил немного назад - и вот Прилепины во всём этом участвуют. Поразительно же! Это и вас так же касается напрямую, поэтому мне и хочется время сократить, чтобы вы поняли, что эта история про нас.

На вопрос, находит ли писатель в себе черты Разина, Прилепин ответил, что «этого надо избегать».

- Если вы начинаете персонажа писать с себя, надо себя встряхнуть и этим не заниматься. Хотя, конечно, мы же с вами взрослые и опытные люди, прекрасно понимаем, что в шукшинском Разине описан сам Шукшин. Особенно если бы он сам сыграл, мы бы Шукшина увидели. Он искал какое-то отражение себя, чтобы свою муку через действие проговорить. Конечно, избежать этого невозможно. Я сам по трем родовым линиям с Дона, для меня это родная река. Когда я задумал этот роман, когда мечтал о нем, я даже не знал об этом. Потом, когда мои помощники разобрались с историей моего рода, понял, что это, оказывается, мои предки требуют с меня, чтобы я что-то такое понял и рассказал про них, про то время.

Прилепин признается, что он «не мистик, но эти вещи работают».

- И то же самое монолог Хлопуши из есенинской поэмы. Конечно же, Есенин писал Пугачева и Хлопушу, свою боль выкрикивая, свою страсть, муку, крестьянское чувство. У него в сердце была какая-то мучительная накипь по этому поводу, и он хотел ее прокричать через Пугачева. Конечно, если ты видел, как рождаются люди, как страшно погибают люди, как воюют, приходят на войну, теряют любимых - это все на тебя работает. И спасибо, Господи, что я дожил до 50 лет и получил хоть какие-то основания, чтобы об этом говорить вслух взрослым языком.